Без права на помилование-ii

«Для проверки, остался ли кто живой, по ним проехались автомобилями»

Василий МАТОХ
http://www.belgazeta.by/20070430.17/530344991

Одна из самых мрачных страниц эвакуации тюрем западных областей - незаконные расстрелы заключенных. Нигде в документах цель этих расстрелов не сформулирована в явном виде. Видимо, фактически она состояла прежде всего в том, чтобы не оставить противнику живых свидетелей преступлений НКВД и советского режима, как в довоенное время, так и в дни войны.

4 июля 1941г. замнаркома внутренних дел СССР Чернышов и начальник тюремного управления НКВД СССР Никольский направили на имя Берия докладную записку с предложением о «разгрузке тюрем от заключенных». Как отмечалось в записке, «дальнейший вывоз заключенных из тюрем прифронтовой полосы, как вновь арестованных после проведенной эвакуации тюрем, так и в порядке расширения зоны эвакуации, считаем нецелесообразным, ввиду крайнего переполнения тыловых тюрем.

Необходимо предоставить начальникам УНКГБ и УНКВД (совместно), в каждом отдельном случае, по согласованию с военным командованием решать вопрос о разгрузке тюрьмы от заключенных в следующем порядке. Вывозу в тыл подлежат только подследственные заключенные, в отношении которых дальнейшее следствие необходимо для раскрытия диверсионных, шпионских и террористических организаций и агентуры врага. Женщин с детьми при них, беременных и несовершеннолетних, за исключением диверсантов, шпионов, бандитов и т.п. особо опасных, - освобождать. Всех осужденных по Указам Президиума Верховного Совета СССР… за прогулы и опоздания на работу, а также тех осужденных за бытовые, служебные и другие маловажные преступления, или подследственных по делам о таких преступлениях, которые не являются социально опасными, использовать организованно на работах оборонного характера по указанию военного командования с досрочным освобождением при эвакуации охраны тюрьмы. Ко всем остальным заключенным (в т.ч. дезертирам) применять ВМН - расстрел». Эти предложения были законодательно оформлены указом президиума Верховного Совета СССР 12 июля 1941г.

Но к 4 июля практически вся Литва, Западная Украина и Западная Беларусь уже были заняты немцами. Не найден ни один директивный документ о порядке эвакуации тюрем с этих территорий, в ряде случаев сопровождавшейся физической ликвидацией заключенных. Известно лишь, что ЦК КП(б)Б весьма оперативно, 23 июня 1941г., издал постановление о срочном приведении в исполнение приговоров в отношении заключенных, осужденных к высшей мере наказания, - белорусские тюрьмы начали «разгружать» задолго до указа.

Работники прокуратуры и НКВД начали проверку тюрем с целью выявления осужденных к ВМН и незамедлительного их уничтожения. В июле 1941г. в мозырской тюрьме было срочно расстреляно 38 человек, приговоренных к высшей мере, в гомельской тюрьме - 111. Но передать эту директиву в тюрьмы Западной Беларуси не успели.

В большинстве случаев решения о «разгрузке» тюрем принимали местные начальники охраны, НКВД и НКГБ, партийные чиновники, руководствуясь принципами «классовой бдительности» и «политической целесообразности».

В докладной записке замначальника тюремного управления НКВД БССР Опалева говорится: «Политрук тюрьмы г. Ошмяны Клименко и уполномоченный Авдеев во время бомбежки г. Ошмяны самочинно вывели из камер 30 чел. заключенных, обвиняемых в преступлениях контрреволюционного характера, и в подвале тюрьмы расстреляли, оставив трупы незарытыми. Остальных заключенных оставили в корпусах и покинули тюрьму со всем личным составом.

На второй день местные жители г. Ошмяны, узнав о расстреле заключенных, пошли в тюрьму и, разбирая трупы, разыскивали своих родственников».

Во время эвакуации заключенных из тюрьмы г.Глубокое «заключенные поляки подняли крики: «Да здравствует Гитлер!». Начальник тюрьмы Приемышев, доведя их до леса - по его заявлению - расстрелял до 600 человек. По распоряжению военного прокурора войск НКВД, Приемышев в Витебске был арестован. По делу производилось расследование, материал которого был передан члену Военного Совета Центрального фронта - секретарю ЦК КП(б) Белоруссии тов. Пономаренко. Тов. Пономаренко действия Приемышева признал правильными, освободил его из-под стражи».

В Гродно секретарь горкома КП(б)Б Позняков 22 июня в 14 часов отдал распоряжение начальнику НКГБ всех контрреволюционных элементов, находящихся в тюрьме, расстрелять. Но чекисты предпочли «эвакуироваться» и приказ выполнен не был.

Трагично сложилась судьба заключенных минской Володарки. Опалев в докладной записке не описал ее эвакуацию, ограничившись невнятным: «о тюрьме г. Минска мною дано объяснение начальнику оперативного отдела полковнику тов. Ильину». Куда подробней об этом рассказал в оперсводке новый командир 42-й бригады конвойных войск подполковник Ванюков. «В ночь с 24 на 25.6.41 конвоем 226-го полка в количестве 170 человек эвакуированы заключенные из всех тюрем г. Минска за реку Березина для отрывки окопов. В пути движения в районе Червеня состав конвоя вместе с колонной заключенных подвергся сильной бомбардировке с воздуха, распоряжением начальника тюремного управления НКВД БССР Степанова заключенные за контрреволюционные преступления были расстреляны, а остальных распустили». Число расстрелянных уточнено в докладной записке начальника 3-го отделения НКВД 42-й бригады КВ младшего лейтенанта ГБ Компанийца начальнику 3-го отделения НКВД СССР старшему майору ГБ Белянову от 11.7.1941г.: «26 июня силами снайперской роты из минской тюрьмы было эвакуировано около 2000 заключенных, но ввиду систематических нападений на колонну с заключенными под местечком Червень при согласовании с руководством тюрьмы 209 политических заключенных были расстреляны, а заключенные, содержащиеся под стражей за бытовые преступления, освобождены». Но, как свидетельствуют выжившие в этой бойне, расстрелянных было значительно больше.

Среди убитых в урочище Цагельня под Червенем были белорусы, литовцы, поляки, украинцы, русские. Накануне эвакуации, 23 июня, в Минск были переведены заключенные Каунасской тюрьмы. По воспоминаниям выживших, колонна заключенных, которую в ночь с 24 на 25 июня погнали из Минска на восток, состояла из 5-6 тыс. человек. Расстреливать их начали еще в Минске.По свидетельству бывшего узника минской внутренней тюрьмы НКВД («американки») Цодика, которого при подготовке книги о репрессиях 30-х гг. «Нельзя забыть» в начале 90-х гг. опросил Анатолий Майсеня, заключенные «американки» были расстреляны утром 25 июня в Тростенце - на месте, где немцы позже построят лагерь смерти.

В белорусских документах почему-то не встречается термин, активно употреблявшийся украинским НКВД, - «первая категория». Этим эвфемизмом советского новояза обозначался расстрел. Начальник тюремного управления НКВД Украинской ССР капитан госбезопасности Филиппов докладывал 12 июля 1941г.: «Львовская область - из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории 2464 человека. Все убывшие по 1-й категории заключенные погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрем, а в г. Злочеве - в саду. Тарнопольская область - по состоянию на 22.VI в тюрьме г. Тарнополь содержалось 1790 заключенных. Из этого количества 560 чел. убыло по 1-й категории. Погребение произведено в вырытых специально для этой цели ямах, однако часть - 197 человек - погребены в подвале НКГБ, мелко очень зарыты, операцию проводил начальник УНКГБ. В тюрьме г. Бережаны по состоянию на 28.VI содержалось 376 заключенных, убыло по 1-й категории 174 человека. Погребение произведено в расположении воинской части».

Был ли какой-то смысл в расстрелах заключенных? Если НКВД пытался уничтожить свидетелей, то в тюрьмах Гродно, Бреста и Белостока их осталось более чем достаточно. Если же стремился истребить «контру» и антисоветчиков, то в конечном итоге эти жестокие казни лишь усиливали антисоветские настроения среди людей. Расстреливали, как правило, «политических», осужденных по контрреволюционным статьям, в большинстве своем невиновных в приписываемых им преступлениях. Уголовники, убийцы, насильники значительно меньше беспокоили чекистов, ведь они не были «классово чуждыми».

При принятии решений о ликвидации «контрреволюционных элементов» местные органы НКВД-НКГБ (включая конвойные части) основывались на устных распоряжениях и инструкциях или на собственной инициативе. В документах есть сведения о том, кто из работников НКВД, НКГБ и конвойных войск отдавал в ходе эвакуации приказы о расстреле заключенных в конкретных случаях: начальник тюрьмы в Глубоком Приемышев (действия которого одобрил секретарь ЦК ВКП(б)Б Пономаренко), начальник тюремного управления НКВД БССР Степанов, политрук тюрьмы в Ошмянах Клименко и уполномоченный Авдеев, секретарь Гродненского горкома КП(б)Б Позняков.

Руководители самого высокого ранга в найденных документах почти не упоминаются, хотя, видимо, эти решения могли исходить только от них. А несут ли ответственность непосредственные исполнители казней, в том числе надзорсостав тюрем, другие низовые работники НКВД и НКГБ, военнослужащие конвойных войск? Ведь они могли бы сослаться на условия войны и отступление перед немецкой армией, субординацию, распоряжения руководства, ведомственную инструкцию или устав, приказ командира и воинскую дисциплину…

Были же случаи, когда заключенных «всего лишь» оставили в тюрьме или даже распустили. Значит, все же было можно не расстреливать…

НЕУТЕШИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ

В докладной записке от 3 сентября 1941г. Опалев подвел предварительные, но уже весьма неутешительные для НКВД итоги. Из 32 тюрем НКВД БССР, функционировавших на 22 июня 1941г., удалось провести эвакуацию лишь из 14 (Глубокое, Молодечно, Пинск, Столин, Дрогичин, Орша, Полоцк, Витебск, Могилев, Мозырь, Гомель, Червень, Вилейка и Столбцы). Впрочем, понятие «эвакуированы» вовсе не означало, что все заключенные были вывезены. Как признает Опалев, «из остальных тюрем заключенные или были выведены из тюрем и разбежались по дороге во время налета на них немецких самолетов, или же были оставлены в тюрьмах при занятии городов немецкими войсками» (или были расстреляны в тюрьмах и по пути следования. - В.М.).

Об эвакуации исправительно-трудовых колоний известно лишь, что приказом НКВД СССР от 7 декабря 1941г. начальник управления ИТК НКВД БССР Раппе был арестован на 20 суток и уволен из органов за «безобразно» проведенную эвакуацию - только две колонии из двадцати четырех вывезли личный состав, имущество и заключенных.22 января 1942г. замначальника 1-го отдела тюремного управления НКВД СССР капитан госбезопасности Волхонский подготовил ряд статистических справок об итогах эвакуации тюрем западных областей СССР. БССР с большим отрывом лидировала по количеству заключенных, оставленных на оккупированной территории, - 13.953 человека. Украинская ССР, с ее 78 тюрьмами, оставила врагам всего 3536 зэков. Это объясняется в первую очередь более быстрыми темпами продвижения немцев в Беларуси.

В ходе эвакуации тюрем БССР бежало в пути при бомбежке 775 заключенных, освобождено «налетом банды» - 76 (видимо, имеется в виду новогрудский эпизод), расстреляно в тюрьмах - 530, незаконно расстреляно конвоем в пути - 714. Итого: не удалось вывезти 16.048 человек. В тюрьмы тыловых районов СССР эвакуировано 9573 человека.

Эти цифры весьма условные. В справке Волхонского не учтены заключенные, погибшие при бомбежках гродненской и брестской тюрем. Термин «незаконно расстрелянные» следует понимать как расстрелянные без указания вышестоящего руководства. А сколько было убито «законно» ?

Например, о расстреле в урочище Цагельня известно из докладов Ванюкова и Компанийца. Но выявлены также массовые захоронения людей в деревнях Загорье, Высокий Стан, в урочищах Дубов Мост и Куколевская поворотка на Червенщине. Об этих братских могилах неизвестно ничего. Для сравнения: в Украинской ССР при отступлении в тюрьмах, согласно справке Волхонского, расстреляли 8789 заключенных. По утверждению украинских исследователей Олега Романова и Инны Федущак, в УССР при эвакуации в 1941г. расстреляно 22 тыс. человек.

Главный вопрос, на который не дают ответа сухие цифры справки, - что стало с заключенными, оставшимися на оккупированной территории? Как свидетельствуют мемуары очевидцев и участников событий, в большинстве своем они получили свободу и разошлись по домам (в первое время немцы отпускали из концлагерей даже военнопленных - уроженцев и жителей БССР).

ПРИКАЗАНО ВЫЖИТЬ

Немцы искусно пользовались тем, что НКВД не везде успевал замести следы своих преступлений. Для жителей оккупированных городов они устраивали экскурсии по тюрьмам, а если обнаруживали там трупы, предлагали горожанам опознать их. Расстрелянные в тюрьмах заключенные были продемонстрированы Международному Красному Кресту.

Стремясь во что бы то ни стало уничтожить любые антисоветские проявления в западных областях СССР, советский режим сам создавал активные антисоветские настроения в Западной Беларуси, на Украине, в Прибалтике. Бывшие заключенные, их родственники, репрессированные - все эти люди были потенциальными рекрутами оккупационной немецкой полиции, вооруженной охраны, вспомогательных частей.

Не многим удалось выжить в хаосе начала войны, пережить оккупацию, избежать смерти в советских лагерях и найти в себе силы описать увиденное. Борис Рогуля - белорус, уроженец Новогрудчины. Призванный в 1939г. в польскую армию, попал в плен к немцам. Летом 1940г. ему с товарищем удалось бежать и перейти польско-советскую границу. Работал учителем немецкого языка в Любче. В январе 1941г. был арестован НКВД по обвинению в шпионаже в пользу Германии и подготовке антисоветского мятежа. Сначала Рогулю допрашивали в барановичской тюрьме, а затем перевели в минскую «американку», где объявили приговор - расстрел.

В ожидании казни Рогуля и встретил 22 июня. В своих мемуарах «Жизнь под огнем» он вспоминал, что через несколько дней их вывели из тюрьмы и вместе с другой колонной заключенных пешком погнали на восток. По дороге, воспользовавшись суматохой, возникшей при бомбежке, Борис перебежал в соседнюю колонну. Когда заключенных привели в червенскую тюрьму, охрана устроила сортировку заключенных на две группы - в одну отправляли тех, кто обвинялся по «политическим» и «антисоветским» статьям, во вторую - остальных. Во время сортировки Борис назвался чужим именем и сказал, что его арестовали за невыполнение плана. У конвоя не было с собой документов, чтобы проверить, и Бориса отправили во вторую группу, а первую, в которой набралось больше тысячи человек, куда-то увели. Позже оставшиеся услышали стрельбу. К утру охрана исчезла, заключенные разбежались.

«УБИВАЛИ НА МЕСТЕ»

Воспоминания Рогули подтверждаются свидетельствами других очевидцев червенских событий. Бывшие офицеры литовской армии Юозас Тумас и Йонас Петруйтис были арестованы в Литве в мае 1941г. и заключены в каунасскую тюрьму по обвинению по ст. 58 УК СССР («контрреволюционные преступления» ). К тому времени в Литве были арестованы практически все бывшие офицеры. 24 июня заключенных переправили в Минск, а ночью пешком повели в Червень.

Йонас Петруйтис вспоминал: «Когда мы отошли от Минска километров 15, нам приказали не смотреть направо, но мы все равно увидели, что там такое. На краю соснового леса лежали двумя рядами заключенные - около 300 человек. Позже мне довелось разговаривать с двумя людьми, которые необычным способом спаслись из этой лежащей в лесу группы. Они мне рассказали, что в лесу был устроен своеобразный суд. Судили два лейтенанта и трое рядовых НКВД. Во время этого суда все заключенные должны были лежать на земле, лицом вниз. Судившие вызывали их по одному и спрашивали, по какой статье и в чем обвиняется. Из этих 300 человек спаслось, наверное, 12, хотя сначала освободили 25 человек. Кто хорошо знал уголовный кодекс и догадался солгать, например, что обвиняется по ст.153 (грабеж), тем, возможно, и удалось спастись: им говорили идти на шоссе (тех, кто послушался и пошел на шоссе, а не сбежал в лес, потом снова схватили и расстреляли). Оставшихся отводили в лес и убивали выстрелами в затылок».

Из воспоминаний Юозаса Тумаса: «Выстрелы по несчастным, измученным людям были слышны до самого Червеня. По нашим подсчетам, во время марша энкаведисты убили около 500-600 человек».

По свидетельству литовских офицеров, в Червень колонна прибыла 26 июня. Мужчинам помоложе предложили записаться в Красную Армию. По словам Тумаса, желающих нашлось много, но «политических» среди них не было. После этого оставшихся разделили на три группы, одну из которых оставили в тюрьме (после ухода конвоиров они разбежались), остальные были выведены из тюрьмы. Колонны заключенных одна за другой следовали по дороге на Бобруйск. Сначала убивали тех, кто шел в задних шеренгах. Когда колонну довели до леса, конвойные, выстроившиеся по обе стороны дороги, в упор начали расстреливать людей. Спастись удалось нескольким десяткам человек.

Из воспоминаний поляка Януша Правдзиц-Шлясского, который 22 июня 1941г. был среди заключенных минской «американки»: «Нас окружили сильной охраной и бегом погнали через горящий Минск. Наша группа насчитывала около 200 человек. В 5 км от Минска нам дали отдохнуть в лесу, где собрали всех заключенных из минских тюрем. Группа, к которой мы присоединились, насчитывала около 3 тыс. человек. Она состояла из людей разного возраста, начиная от стариков и заканчивая двенадцатилетними детьми обоего пола. Увидев рядом двенадцатилетнюю девочку, я спросил, за что ее арестовали. Она с большой серьезностью и удивлением ответила: «За контрреволюцию и шпионаж». Родом она была из Несвижа. Гнали нас форсированным маршем. Тех, кто выбивался из сил и не мог идти дальше, был ли это ребенок, старик или мужчина, убивали на месте…»

Слова Правдзиц-Шлясского совпадают с воспоминаниями литовцев: во дворе червенской тюрьмы заключенных разделили на три группы, одну оставили в тюрьме, две были выведены ночью под охраной: «Я с несколькими своими товарищами находился в левой группе. В ней было около 700 заключенных. Нас вывели из тюрьмы под сильной охраной (ночью) и погнали в восточном направлении. Через 3-4 км песчаная дорога вошла в лес. Мы услышали выстрелы сзади, оказалось, что конвойные начали стрелять по задним рядам колонны, хватая каждого по очереди за воротник и сбрасывая убитых с дороги. Мы ускорили шаг, тогда конвойные, находящиеся по обеим сторонам дороги, открыли по нам огонь. Мы упали. Через несколько минут конвой отдал приказ: «Бегите в лес, будем стрелять». Я лежал на дороге рядом с Витольдом Дашкевичем из Лиды, держа его за руку. Когда он, услышав приказ, хотел подняться, я его удержал. Большинство же поднялось, тогда охранники открыли ураганный огонь из автоматического оружия, кроме того бросали гранаты. Грохот выстрелов заглушал крики и стоны. Правую группу из червенской тюрьмы вывели в лес на поляну, окружили пулеметами и расстреляли. Для проверки, остался ли кто живой, по ним проехались автомобилями. Из той группы уцелел один тяжело раненный человек».

По словам автора книги «Марш смерти. Эвакуация заключенных из Минска в Червень. 24-27.06.1941» Иоанны Станкевич-Янущак, все выжившие в Червене люди свидетельствуют: число заключенных, расстрелянных НКВД возле Червеня, превышает 1 тыс. человек. Из групп, выведенных из Червенской тюрьмы на расстрел, выжило около 80 человек.Кроме воспоминаний очевидцев червенской трагедии, есть и другие, рассказывающие о судьбах заключенных тюрем БССР в июне 1941г. Антон Шукелойть - белорус, уроженец Ошмянщины, перед войной работал в Ошмянах учителем белорусского языка. За «националистическую пропаганду» и «шпионаж» арестован на второй день войны. Его не расстреляли при эвакуации, а вывезли в Крупки, где содержали в здании местного НКВД и активно допрашивали. На одном из допросов Шукелойтю сломали челюсть и повредили ребра. Но после очередной бомбежки города НКВД бежал, оставив подследственных в здании. Местные жители выпустили заключенных.

КАК СПАСЛИ БЫКОВА

Василь Быков в своей последней книге «Долгая дорога домой» описал тщательно скрывавшийся многие годы эпизод своей биографии. Вскоре после начала войны, летом 1941г., его, семнадцатилетнего паренька, приехавшего на заработки в украинский город Шостка, мобилизовали в саперный батальон. При отступлении на восток в Белгороде Быков отстал от своей колонны, заблудился и устроился на ночлег в разрушенном доме. Там его и арестовал военный патруль. При обыске у Быкова нашли вырванную из учебника карту, на которой он отмечал положение на фронтах. Лейтенант НКВД, разбиравший дело Быкова, вынес вердикт: «Шпион!» Быкова вместе с другими бедолагами заперли в подвале.

Когда началась сильная бомбежка Белгорода, людей стали выводить из подвала по одному. Пришла очередь и Быкова. Его отвели к забору, где он увидел мертвые тела своих сокамерников и все понял…

Вот как об этом вспоминал Василь Быков: «Не выдержал - слезы ручьями потекли из глаз. Красноармеец остановился, видно удивленный моим безмолвным плачем, и неожиданно бросил: «Беги, пацан! Быстро!» Изо всех сил рванул я по картофельным грядам к пролому в заборе, с дрожью ожидая, что усатый вот-вот выстрелит в спину. И он действительно выстрелил. Но в воздух…»